Том 7. Стихотворения - Страница 43


К оглавлению

43


Умирая, томятся в гирляндах живые цветы.
Побледневший колодник сбежавший прилёг, отдыхая, в лесу у ручья.
  Кто же ты,
  Чаровница моя?


О любви вдохновенно поёт на подмостках поблекший певец.
Величаво идёт в равнодушной толпе молодая жена.
Что-то в воду упало, – бегут роковые обломки колец.
  Одинокая, спешная ночь и трудна, и больна.


Сколько странных видений и странных, недужных тревог!
  Кто же ты, где же ты, чаровница моя?
Недоступен ли твой светозарный чертог?
  Или встречу тебя, о, царица моя?

«Утро ласковое звонко…»


Утро ласковое звонко.
Веет лёгкий воздух тонко
У склонённого чела,
И тоска души пугливой
В этой ласке шаловливой
Лучезарно умерла.


Ты воскреснешь скоро, злая.
Минет краткий праздник мая,
Яркий змей на небесах
Надо мною в полдень станет,
Грудь мне стрелами изранит, –
Ты придёшь в его лучах.

«Думы чёрные лелею…»


Думы чёрные лелею,
Грустно грежу наяву,
Тёмной жизни не жалею,
Ткани призрачные рву,


Ткани юных упований
И туманных детских снов;
Чуждый суетных желаний,
Умереть давно готов.


Грустно грежу, скорбь лелею,
Паутину жизни рву
И дознаться не умею,
Для чего и чем живу.

«Многоцветная ложь бытия…»


Многоцветная ложь бытия,
Я бороться с тобой не хочу.
Пресмыкаюсь томительно я,
Как больная и злая змея,
И молчу, сиротливо молчу.


У подножья нахмуренных скал,
По расселинам мглисто-сырым
Мой отверженный путь пролегал.
Там когда-то я с верой внимал
Голосам и громам роковым.


А теперь, как больная змея,
По расселинам мглисто-сырым
Пробираюсь медлительно я.
Многоцветная ложь бытия,
Я отравлен дыханьем твоим.

«Ландыш вдали от ручья…»


Ландыш вдали от ручья,
Сердце твоё томится и вянет.
Знай, дитя, что улыбка твоя
Не обманет.


Поздних цветов аромат,
Леса осенние краски.
Грустят улыбки, и грустят
Светлые глазки.


Отнята от раздолья морей,
Морская царевна на суше.
Душа твоя света светлей,
Изранена о грубые души.

«На серой куче сора…»


На серой куче сора
У пыльного забора
На улице глухой
Цветёт в исходе мая,
Красою не прельщая,
Угрюмый зверобой.


В скитаниях ненужных,
В страданиях недужных,
На скудной почве зол,
Вне светлых впечатлений
Безрадостный мой гений
Томительно расцвёл.

«Дорогие наряды…»


  Дорогие наряды,
Искромётные камни и розы,
Но какие суровые взгляды
И какие в них злые угрозы!


  В эту ночь опьяненья
Ты опять, ты опять предо мною
С непреклонным укором презренья,
С недосказанной былью больною.


  Для чего истомила
Ты загадкой меня невозможной
И желанья мои отравила
Ворожбой непонятной и ложной?


  Проклинаю немую
Безучастность лица неземного,
И смотрю на тебя, роковую,
Ожидая последнего слова.

«Былые надежды почили в безмолвной могиле…»


Былые надежды почили в безмолвной могиле…
Бессильные страхи навстречу неведомой силе,
Стремленье к святыне в безумной пустыне,
И всё преходяще, и всё бесконечно,
  И тайна всемирная ныне
    И вечно…


В тяжёлом томленьи мгновенные дети творенья.
Томятся неясным стремленьем немые растенья,
И голодны звери в лесах и пустыне,
И всё преходяще, и всё бесконечно,
  И муки всемирные ныне
    И вечно.

«Нет, не одно только горе…»


Нет, не одно только горе, –
Есть же на свете
Алые розы и зори,
И беззаботные дети.


Пусть в небесах догорают
  Зори так скоро,
Пусть наши розы роняют
  Скоро уборы,


Пусть омрачаются рано
Властию зла и обмана
  Детские взоры, –
Розы, и зори, и дети
Будут на пасмурном свете.

«В беспредельности пространства…»


В беспредельности пространства
Где-то есть земля иная,
И на ней моя невеста,
К небу очи подымая,


Как и я же, ищет взором
Чуть заметного светила,
Под которым мне томиться
Участь горькая судила.

«На гулких улицах столицы…»


На гулких улицах столицы
Трепещут крылья робких птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.


Под яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идёт, вся в чёрное одета,
Жена за тем, кого уж нет.


Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль.

«Вдали, над затравленным зверем…»


Вдали, над затравленным зверем,
Звенит, словно золотом, рог.
  Не скучен боярыне терем,
  И взор её нежен и строг.


Звенит над убитым оленем,
Гремит торжествующий рог.
  Коса развилась по коленям,
43