Том 7. Стихотворения - Страница 27


К оглавлению

27
  Святая тень, туманно-голубая.
Но мой больной привет начертан на песок,
  И тусклый день, так медленно ступая,
Метёт сухой песок, медлительно-жесток.
  О жизнь моя, безжалостно-скупая!


Предутреннего сна больная тишина,
  Немая грусть в сияньи Змия.
Святые ль наизусть твердишь ты имена,
  Ты, мудрая жена седого Вия,
Предутреннего сна больная тишина,
  Но где ж твои соперницы нагие?


Иль тусклой пеленой закроется закат,
  И кто за ним, то будет Тайной снова,
И, мёртвой тишиной мучительно объят,
  Сойду к Иным без творческого Слова?
Мучительный закат, безжалостный закат,
  Последний яд, усмешка Духа Злого.

«Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?…»


Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?
Иль навеки претворилась ты в мечты,
И в мечтах неясных, в тихом полусне,
Лишь о невозможном возвещаешь мне?


Путь один лишь знаю, – долог он и крут, –
Здесь цветы печали бледные цветут,
Умирает без ответа чей-то крик.
За туманом солнце скрыто, – тусклый лик.


Утомленьем и могилой дышит путь, –
Воля к смерти убеждает отдохнуть,
И от жизни обещает уберечь.
Холодна и однозвучна злая речь,
Но с отрадой и с надеждой внемлю ей
В тишине, в томленьи неподвижных дней.

«Я спал от печали…»


Я спал от печали
Тягостным сном.
Чайки кричали
Над моим окном.


Заря возопила:
«Встречай со мной царя.
Я небеса разбудила,
Разбудила, горя».


И ветер, пылая
Вечной тоской,
Звал меня, пролетая
Над моею рекой.


Но в тяжёлой печали
Я безрадостно спал.
О, весёлые дали,
Я вас не видал!

«He отражаясь в зеркалах…»


He отражаясь в зеркалах,
Я проходил по шумным залам.
Мой враг, с угрюмостью в очах,
Стоял за белым пьедесталом.


Пред кем бы я ни предстоял
С моей двусмысленной ужимкой,
Никто меня не замечал
Под серой шапкой-невидимкой.


И только он мой каждый шаг
Следил в неукротимом гневе,
Мой вечный, мой жестокий враг,
Склонившись к изваянной деве.


Среди прелестных стройных ног,
Раздвинув белоснежный камень,
Торчал его лохматый рог,
И взор пылал, как адский пламень.

«Шум и ропот жизни скудной…»


Шум и ропот жизни скудной
  Ненавистны мне.
Сон мой трудный, непробудный,
  В мёртвой тишине,


Ты взлелеян скучным шумом
  Гордых городов,
Где моим заветным думам
  Нет надёжных слов.


Этот грохот торопливый
  Так враждебен мне!
Долог сон мой, сон ленивый
  В мёртвой тишине.

«Поклонюсь тебе я платой многою…»


Поклонюсь тебе я платой многою, –
Я хочу забвенья да веселия, –
Ты поди некошною дорогою,
Ты нарви мне ересного зелия.


Белый саван брошен над болотами,
Мёртвый месяц поднят над дубравою, –
Ты пройди заклятыми воротами,
Ты приди ко мне с шальной пошавою.


Страшен навий след, но в нём забвение,
Горек омег твой, но в нём веселие,
Мёртвых уст отрадно дуновение, –
Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.

«Грустен иду по дороге пустынной…»


  Грустен иду по дороге пустынной
Вслед за вечернею тенью, угрюмой и длинной.


  Сумрачный город остался за мною
С чахлою жизнью его и с его суетою.


  Пусты просторы, томительно-жёстки.
Никнут ветвями во сне непробудном берёзки.


  Грустны вокруг меня сжатые нивы.
Чудится мне, что враждебно они молчаливы.

«Злой, золотой, беспощадно ликующий Змей…»


Злой, золотой, беспощадно ликующий Змей
В красном притине шипит в паутине лучей.


Вниз соскользнул и смеётся в шипящем уже.
Беленьким зайчиком чёрт пробежал по меже.


Злая крапива и сонные маки в цвету.
Кто-то, мне близкий, чёрту замыкает в черту.


Беленький, хитренький, прыгает чёрт за чертой
Тихо смеётся и шепчет: «Попался! Постой!»

«Проходит она торопливо…»


Проходит она торопливо
На шумных путях городских,
Лицо закрывая стыдливо
Повязкой от взоров людских:
Пожаром её опалило,
Вся кожа лица сожжена,
И только глаза защитила
Своими руками она.


В пожаре порочных желаний
Беспомощно дух мой горел,
И только усладу мечтаний
Спасти от огня я успел.
Я жизни свободной не знаю,
В душе моей – мрачные сны,
Я трепетно их укрываю
Под нежною тканью весны.

«Мечта души моей, полночная луна…»


Мечта души моей, полночная луна,
Скользишь ты в облаках, ясна и холодна.


Я душу для тебя свирельную настроил,
И войны шумные мечтами успокоил.


Но мне ты не внимай, спеши стезёй своей,
И радостных часов над морем не жалей.


Твоя минует ночь, поникнет лик усталый, –
Я море подыму грозою небывалой.


Забудет океан о медленной луне,
И сниться будет мне погибель в глубине,


27